Иные интонации, интонации гнева и ненависти появляются в его голосе, когда Гильен пишет об империалистической реакции, о поджигателях войны. «Янки, гоу хоум!» — так называется одно из стихотворений Гильена, в котором он призывает свой народ подняться на активную борьбу с американской оккупацией. Американцы должны убраться домой — это воля кубинского народа.
Гнев против империалистической Америки с большой силой звучит в поэме Гильена «Хесус Менендес», где нарисован обобщенный сатирический образ реакционных сил США. Эта Америка уподоблена зловещему коршуну, кровавому призраку, который поднимает тост за смерть:
И сенаторы
хором кричат:
— Мы пьем
За смерть!
Мы пьем за смерть!
Но Гильен твердо знает, что есть и другая Америка — Америка прогрессивных, демократических традиций, Америка трудового народа:
Хмель кровавый
шумит в голове…
Так пирует Америка —
одна,
Но в мире
Америки
Две!
Возникающий в поэме Гильена образ другой Америки придает этому его произведению глубокий жизнеутверждающий смысл. Мир не может не победить, прямее и надежнее нет пути, чем путь мира, — эта мысль звучит во многих стихотворениях и поэмах Гильена.
24 декабря 1954 года, принимая Международную Сталинскую премию, Николас Гильен сказал:
«В нашей Америке сегодня, как и в XVII веке, повсюду свистят бичи. Она стала землей нового рабства, управляемой империализмом… Америка, истекающая кровью в лесах и на шахтах, эта Америка поднимается и идет вперед с грудью, покрытой ранами от пуль и ударов, и всем своим сердцем она рвется к свободе. Эта Америка не пойдет на войну!».
Устами Николаса Гильена говорят все простые люди американского континента. Ныне, когда народы мира еще более сплачивают свои ряды, чтобы преградить дорогу атомному преступлению, книги замечательных писателей — борцов за мир Бертольда Брехта и Николаса Гильена, Говарда Фаста и Анны Зегерс, Андрэ Стиля и Го Мо-жо, как и многих других прогрессивных писателей зарубежных стран, являются тем оружием, которое никогда не ржавеет, оружием, которое берут в руки миллионы трудящихся в разных странах мира.
Леонид Чернышев
БАСНИ И СТИХИ
В артель «Ни пуха, ни пера»
Однажды втерли Попугая.
А он, бездельник, пил с утра,
Убытки умножая…
Когда ж начался птичий слет
И лодырь взят был в переплет,
То Попугай твердил одно:
«В дальнейшем будет учтено!
Я на работе весь горел,
Но в гуще дел
Недоглядел,
И вышло так.
Что я дурак.
Попка дурак!..»
— Как Попугай в оценках строг! —
Трещит Сорока, сев на стог, —
Мы знаем: он плохой певец,
Плохой отец
И близорук в политике…
Но ведь пред нами о б р а з е ц
Высокой с а м о к р и т и к и!
У нас найдутся ль силы в ком
Себя назвать здесь дураком?
А он назвал публично
Весьма самокритично.
И я вас уверяю —
Поступок Попугая,
Без всякого сомнения,
Достоин п о о щ р е н и я!..
Вновь Попугай руководит,
Как прежде выпивает,
Опять твердит,
Что он «горит»,
Артель же — прогорает!
* * *
Есть с Попугаем люди схожи,
Как близнецы — ни дать ни взять:
Грешат и каются, твердя одно и то же.
И то же делают опять!
У Белки рухнуло дупло,
Ежу к зиме — подай тепло,
Зайчиха тройню принесла —
Жилплощадь ей теперь мала…
И потому у Льва в приемной
Образовался хвост огромный…
Здесь меж собой лесной народ
Беседу шопотом ведет:
— Лиса устроилась с Бобром —
Куда с добром!
— Таких счастливчиков немного.
— А наш Медведь? Его берлога
Тепла, просторна и нова.
— Ну, это что! А вот у Льва!..
Но очередь умолкла эта,
Как только к ней из кабинета
Вошел в приемную Медведь
И начал вежливо реветь:
— Друзья мои! Прораб Енот
Сегодня свой объект сдает.
Когда мы качество проверим,
Тогда дадим жилплощадь зверям,
Чья очередь, согласно списка,
Близко».
И в тот же день жилье смотреть
Пошел Медведь.
Он трогал доски, нюхал краски
И восхищался: — Все как в сказке!
В пример Енота ставить буду.
Я Льву поеду доложить…
Пора всему лесному люду
В тепле, с удобствами пожить.
И только начало темнеть —
Вселился первым в дом… Медведь!
(Берлогу теще он оставил
Вне всяких правил).
Потом бездетный Лев забрался,
Квартиру кто-то дал Лисе…
Короче: в дом попали все,
Кто в этом, право, не нуждался!
…Вновь голова трещит с похмелья —
Как новый дом, так н о в о с е л ь е!
. . . . . . . . . . . . . . . .
Никто им не прочтет мораль.
А жаль!
Верзила в длинном пиджаке
Стоит с бумажкою в руке.
— Мне дозарезу нужно в Сочи!
Там плещет море… Пальмы, зной!
Путевки будут… Между прочим,
Прошу черкнуть, что я больной…
Дитя кино и ресторана
Устало к столику идет.
Живую копию Тарзана
Мгновенно доктор узнает:
Сажень в плечах. Вихры до плеч.
Невразумительная речь…
— Разденьтесь. Нужно посмотреть,
Чем вы изволите болеть.
— Болеть? Зачем?.. Ах, понимаю!
Что за вопрос? Конечно, да!
Я это, доктор, не скрываю:
Болею… чем-нибудь всегда.
Я пропускал занятья в школе,
Болея страшно… на футболе!
А нынче танцы в модном стиле
И сил и сна меня лишили,
И вот теперь я понял вдруг:
Мне нужен отдых, нужен юг…
Сезон-то самый подходящий!
Пора мне ехать, наконец.
Ведь человек руководящий…
— Кто? Вы?
— Да нет же! Мой отец…
Но доктор встал и очень строго
Сказал бездельнику в ответ:
— Идете вы не той дорогой,
Не тем живете в двадцать лет!
Нужны не Гагры вам, не Сочи,
Не кошелек тугой отца,
А жаркий цех, костюм рабочий
Да наковальня кузнеца.
Вам нужен стол в вечерней школе
Да пара лыж по выходным, —
И вот тогда все ваши «боли»
Исчезнут сами, словно дым…
Но ресторанный этот «витязь»
В момент принял надменный вид:
— Мне жаль вас, доктор. Берегитесь —
Вам сам п а п а ш а позвонит!
Аппарат сработал точно —
Лампа-пуговка горит.
— Сельсовет мне нужен срочно, —
Мягкий голос говорит.
Связь в районе неплохая,
Но коробит всех ответ:
— Не орите, не глухая!
Занят! Занят сельсовет!..
Надоели мне до смерти.
Вас там много, я — одна…
Дернет штепсель, плюет:
— Черти,
Оторвали… ото сна!
Емеля причислял себя к активу:
Он на собраньях первым слово брал,
И голосом то грозным, то игривым
Иль мед точил, иль молнии метал.
И вот, когда на всю страну
Раздался клич: «На целину!» —
Емеля на трибуну вышел,
Чтоб зал призыв Емели слышал.
— Товарищи, — кричит он громогласно, —
Мы все, мы все пойдем туда,
И не жалея сил — по-юношески страстно —
Среди степей воздвигнем города!
Грядущие взирают поколенья
На наши с вами дерзновенья.
Мы, как один, не покладая рук,
Не смахивая пота…
— Послушайте-ка, друг, —
Прервал Емелю кто-то, —
Вы в общем правильно сказали, но…
Уж все уехали давно,
Пора и вам в дорогу собираться…
Тут на глазах Емеля стал меняться,
Он заикнулся и сказал несмело:
— Я не могу, я проводник идей, —
А вдруг опять большое вспыхнет дело?
Кто на него зажжет сердца людей?!
